19 ноября 2020 года Ромену Зеликовичу Магарилу исполнилось бы 89 лет. До своего Дня рождения он не дожил восемь дней. В последние дни своей жизни он успел поделиться воспоминаниями о детстве, юности, рассказал, как прошли его студенческие годы и годы работы в Тюменском индустриальном институте – Тюменском индустриальном университете.
ДЕТСТВО. ВОЕННЫЕ ГОДЫ. МАЛАЯ СОВЕТСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
— Ромен Зеликович, каким было Ваше детство? Расскажите о семье, в которой Вы выросли? Какие яркие воспоминания, связанные с родителями, остались в памяти?
— Отец был секретарем горкома партии Ростова-на-Дону, мать доцентом в пединституте. Отца вызвали с тем, чтобы он написал, каким троцкистом был теперешний секретарь обкома, с которым они вместе воевали в гражданскую войну – отец был комиссаром полка, секретарь обкома – командиром дивизии. Отец написал, что знает его, как преданного делу коммунизма, и что никогда он троцкистом не был. В результате отца арестовали, как и секретаря обкома. Это был «знаменитый» 1937 год. Я помню, как в квартиру пришли три человека, о чем-то разговаривали… я попросил у отца револьвер для того, чтобы поехать воевать в Испанию…
После ареста отца мать сослали в город Бирск в Башкирии и запретили преподавательскую работу. Мать работала в заготконторе, делавшей кожаную обувь, тапочки.
Помню учебу, начиная со второго класса. Правда, лет через 20 один из соучеников, который учился со мной в первом классе, напомнил мне, что учительница часто сажала меня читать что-то ребятам, а сама уходила по своим делам. Во втором классе проходили педпрактику студенты педучилища, и как только они на доске что-то писали, скажем, два слова, в них было три ошибки. Я каждый раз поднимал руку, и объяснял, что надо не так, а эдак. Это было наказание для студентов педучилища, но ничего поделать они не могли. Наступил момент, когда они могли бы торжествовать. Был диктант, в котором нужно было расставить ударения. Я ни одного ударения правильно не поставил, и получил единственную за все время учебы двойку. Дело было в том, что мой словарный запас происходил из малой советской энциклопедии, которую я с интересом читал, но ударений в ней, конечно, не было.
— Ваше детство пришлось на военные годы. Как Вы пережили это тяжёлое время?
— Началась война, и матери, в связи с этим разрешили работать преподавателем немецкого языка в сельской школе. И мы переехали в село Суслово за 12 км от Бирска, где прожили три года. Зарплата учителя равнялась стоимости булки хлеба на базаре, в селе карточек не было. Единственной возможностью пропитания был огород. В первый год мы посадили шесть соток, потом еще шесть соток картошки, и обрабатывал землю в основном я. Ну а весной картошка кончалась, я собирал щавель, грибы, ловил рыбу, раков, как-то прожили. В 1945 вернулись в Бирск, и мать уже преподавала в пединституте. Квартиру мы снимали. Вот, пожалуй, воспоминания о детстве.
— Удалось ли Вам в последующие годы побывать в городе детства?
— Да, лет 30 назад я был в Уфе, попросил у уфимского ректора машину, заехал в деревню, которая всегда была чистенькой, а сейчас трактора ее перерыли, все раздолбали, количество дворов уменьшилось. Дальше поехал в Бирск, нашел дом и комнату, в которой мы жили. Как мы там умещались, я не знаю, это была комната порядка шести квадратных метров, в которой мы жили втроем – мама, я и сестра. Бирск тоже оказался перекопанным каналами газопровода. Каналы выкопали, газопровод пока не проложили, и ничего такого оптимистичного там я не нашел…
ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ. ДОСТОЕВСКИЙ. ПРИНЦИП ПОРЯДОЧНОСТИ
— Ромен Зеликович, в школе с удовольствием учились? Какие предметы давались легче всего?
— В 1948 году ссылку сняли, и мы переехали к сестре и брату мамы в Симферополь, где я заканчивал 10-й класс. Я жил у дяди, сестра жила у тети, мать преподавала в дальней провинции, на западном берегу Крыма, вокруг — пустыня. Две четверти я был отличником, а после зимних каникул вдруг стал получать больше четвёрок, чем пятёрок. Через какое-то время, я узнал, что на класс была выделена одна серебряная медаль. В классе учились племянник завотделом обкома, сын секретаря сельского райкома, и если ничего не делать, то медаль надо было бы дать мне, а так как я был сыном врага народа, это вызывало много вопросов. Поэтому старательно понижали мою успеваемость. Все предметы мне давались одинаково, мне просто нравилось учиться. Очень любил читать художественную литературу, особенно нравился Достоевский.
— Чем был обусловлен выбор нефтяного вуза?
В детстве было некоторое желание стать математиком. После окончании 10 класса мать мне робко предложила: может, пойдешь работать? Я сказал – нет, пойду в вуз, буду учиться на стипендию, я понимал, что помогать мне никто не сможет. Ехал в Москву, собираясь поступать на мехмат МГУ. Уже приехав, узнал, что сыну врага народа, еврею, поступить будет невозможно, кроме того, там была низкая стипендия…
Дальше начался выбор вуза: нефтяной, горный, стали и цветметзолота имели самые высокие стипендии. И чисто произвольно, без каких-либо оснований, выбрал нефтяной, и поступил на химико-технологический факультет. Через два или три месяца после начала учебы всем специальностям, кроме технологов и экономистов, дали шикарную форму, а у меня как раз штаны прохудились на самом видном месте. Пошел к декану с просьбой дать мне согласие перевестись на нефтегазопромысловый факультет, он отказал. Тогда я купил рабочую спецовку, и в ней учился до четвертого курса. После окончания института мне предложили остаться в головном НИИ нефтепереработки, но жить в общежитии уже осточертело, я выяснил, где есть надежда поскорее получить жилье, оказалось это – строящийся Омский нефтеперерабатывающий завод, и я распределился в Омск.
— Какими принципами руководствовалась молодежь в то время?
— В то время молодежь была разная, с разными принципами. Я всегда руководствовался принципами порядочности.
— После окончания вуза Вы пошли работать на завод, но научная деятельность Вам нравилась больше. Чем Вас так увлекала наука?
— Я пошел на завод, потому что это давало возможность быстро получить квартиру. На заводе все молодые специалисты получали на 20 процентов большую зарплату, чем я, так как я был сыном врага народа и евреем, к тому же, и начальник отдела кадров решил, что я больше не заслуживаю. Потом зарплата быстро росла. Через два года директор сказал мне, что хотел бы назначить главным технологом, но райком не утвердит. Он назначил меня заместителем главного технолога, что уже не было номенклатурой райкома, а главного не стал назначать. Через два года Совнархоз предложил мне перейти начальником лаборатории во вновь организуемый научно-исследовательский институт, и я согласился из-за огромного желания заниматься научной работой. Через два года защитил кандидатскую диссертацию и был назначен заместителем директора по науке. Оказалось, что работа замдиректора по науке – это, главным образом, чиновничья работа, заниматься наукой серьезно невозможно, и если что-то можно сделать, то только в очень узком диапазоне должности. Я понял, что заниматься той наукой, которой я хочу, можно только в вузе.
ТЮМЕНЬ. ИНДУС. ЛЮБОВЬ К НАУКЕ
— Что Вас привело в Тюмень? Ехали целенаправленно в Тюменский индустриальный институт?
— В это время было опубликовано постановление о том, чтобы не задерживать с любой должности тех, кто едет в Тюмень, и одновременно было опубликовано объявление о конкурсе в Тюменский индустриальный институт. Я поехал в Тюмень, поговорил с Косухиным (Анатолий Николаевич Косухин — первый ректор ТИИ — прим. автора), мне показали квартиру, которую мне выделяют. Назначили заведующим кафедрой всех химических дисциплин (Общей химии), и я переехал в Тюмень, к удивлению начальника главка, на значительно сниженную зарплату, по сравнению с замдиректорской. Через два года Косухин предложил мне проректорство по науке, но получил за это «вздрючку» в обкоме со словами «что у тебя – русских не нашлось?». В результате проректором, к моей радости, был назначен Виктор Ефимович Копылов, а я остался в своей должности. Несколько раз Косухин предлагал мне кроме заведования быть деканом. Я долго отказывался, в итоге он не стал спрашивать моего согласия, и назначил. С ректорами – Анатолием Николаевичем Косухиным, потом с Виктором Ефимовичем Копыловым, у меня были прекрасные отношения, основанные на взаимном понимании и уважении.
— А какая царила атмосфера в ТИИ в первые годы Вашей работы? Возникали ли трудности в процессе становления вуза?
— Педагогический коллектив индустриального института складывался не просто. В том числе приезжало много желающих получить быстренько квартиру и вернуться туда, откуда они приехали. Основной своей задачей я считал поддержание квалифицированных преподавателей, не имеющих моральных замечаний, недопущение в педагогический процесс взяточников и алкоголиков. Мне кажется, что эта борьба со взяточничеством была такой, что она еще много лет после моего деканства имела влияние и оценивалась студентами. Конкурс в первый технический вуз Тюмени был приличный, и студенты достаточно старательно учились. Другой задачей было создание лабораторий, оснащение их оборудованием, с чем я, в общем, справился, все основные лаборатории были созданы.
Я старался, чтобы те, кто искренне хотел заниматься наукой, имел такие возможности. К сожалению, таких обычно бывает немного, но экспериментальная база для них была создана. У нас были проекты по пиролизу с головным институтом ВНИИОС (оргсинтеза), институт ежегодно выделял деньги на проект. Аспиранты, занимавшиеся научными исследованиями и защищавшие диссертации под моим руководством, в дальнейшем внедряли результаты исследований на предприятиях нефтепереработки. Моими основными целями было заниматься интересной для меня наукой и реализовывать квалифицированную подготовку выпускников. Планы – усиливать по возможности педагогический состав факультета.
Уже когда я был глубоким пенсионером, хотя и работающим в науке, но не в педагогическом процессе, при случайной встрече на улице, меня спросил студент: «Ромен Зеликович? Я не ошибаюсь?». «Да нет, — говорю, — не ошибаетесь». «Вы у нас были легендой». Почему, я не расспрашивал. Видимо, какой-то элемент этого был, потому что несколько раз родственники бывших студентов высказывали мне почтение.
НАУЧНЫЕ ДОСТИЖЕНИЯ. ТОПЛИВО. НАСЛЕДИЕ
— Ваши научные исследования связаны с проблемами механизма и кинетики процессов переработки нефти и производства экологически чистых моторных топлив. Расскажите о том, как они воспринимались вузовским и научным сообществом?
— Я всю жизнь занимаюсь топливом, это соответствовало моей специальности, квалификации, научным интересам. Первая работа, по результатам экспериментальных исследований, касалась механизма образования нефтяного кокса. Была выпущена небольшая монография, которая, видимо, была общепризнанной. Я проанализировал основные работы и показал, что термические превращения углеводородов — это результат протекания радикально-цепных реакций. Так как в стране быстро наращивалась мощность процесса пиролиза, а наука от технологий отставала, я исследовал достаточно долго процесс пиролиза. В результате подготовил одного доктора, ряд кандидатов по пиролизу и показал возможности повышения эффективности процесса пиролиза, часть которых была запатентована и внедрена впоследствии на ряде заводов. Теми, кто занимался соответствующей отраслью, результаты этих исследований были приняты очень хорошо.
— Как Вы считаете, что необходимо для того, чтобы инновационная технология, разработка были внедрены, от каких факторов это зависит?
— Это зависит от многих факторов. От потребностей производства, от наличия финансовых возможностей, от позиции руководства завода. Необходимость в производстве толкает на внедрение чего-то, нежелание менять существующий порядок препятствует этому, в общем, зависимость тут не одна, а несколько, и они разнонаправлены. Сам я внедрениями не занимался, я готовил фундамент для внедрения, а дальше уже включаются разные факторы. … В частности, был директор завода, который предложил внедрить разработку, если я ему напишу кандидатскую диссертацию. Когда я ему сказал, что кандидатскую диссертацию нужно всегда писать самому, он потерял ко мне интерес. Бывают и такого рода «факторы»…
— Большая часть результатов Ваших исследований получила практическое применение. Расскажите подробнее, где они были внедрены?
— Мной рассмотрен механизм термических реакций углеводородов, показано, что идут в основном радикально-цепные реакции и найдено объяснение различий в кинетике. Исследован механизм образования нефтяного кокса, результаты дали возможность управлять этим процессом. Внесен значительный вклад в теорию пиролиза, дающий возможности повышения его эффективности, вклад в теорию ректификации, дающий возможность повысить ее эффективность. Разработан метод повышения эффективности процесса осушки природного газа. Выполнены работы по улучшению качества топлив с помощью присадок в ультрамалых количествах.
Результаты моих исследований позволили повысить эффективность процессов пиролиза, коксования, ректификации на ряде нефтеперерабатывающих заводов, значительно улучшить качество товарных нефтепродуктов, и широко внедрены в России и за рубежом. Главным наследием я считаю, что мое учебное пособие «Теоретические основы химических процессов переработки нефти», в котором частично обобщены результаты моих работ, было утверждено Минвузом СССР, затем Минвузом России, и применяется для обучения во всех вузах, готовящих нефтепереработчиков. Бывшие студенты сообщают мне, что в их повседневной практике они используют мою книгу.
— Как Вы считаете, что самое важное для учёного?
— Самое важное — это желание заниматься наукой, узнавать то, что не вполне известно, получать твердые результаты и признание этим результатам, публиковать результаты работ для максимального внедрения их в промышленность.
— Что Вам ближе, научная или педагогическая деятельность? Каких принципов в работе Вы придерживались?
— Мне одинаково близки научная и педагогическая работы. В педагогической практике я стремился готовить хороших инженеров, и как-то выпускник, круглый троечник, поработав на заводе некоторое время заехал ко мне и сказал: «Какое Вам спасибо! У меня коллега с красным дипломом из другого вуза, но знает он гораздо меньше меня». Моим принципом было, чтобы студенты учились и думали при этом. В педагогической практике я требовал минимума (с моей точки зрения) знаний по тем курсам, которые я читал. Не обращал внимания на посещаемость, дисциплину – а только на уровень знаний, который проверялся на экзамене. Сначала, много лет, экзамен проходил по билету. А последние годы – без билетов. Входит студент – один-два вопроса – или на этом заканчиваем экзамен, или придется еще раз. Сколько раз кто сдавал, я не считал, но мне кажется, что сдавать стали лучше, зная о таком подходе к проверке знаний.
— Хотите сказать, хороших или плохих студентов не бывает?
— Есть добросовестные студенты и недобросовестные. Вот в этом их отличие. Когда студенты доходили до меня, они уже делились на тех, кто хочет побольше освоить и тех, кто хочет полегче получить зачет или экзамен. Последним у меня было достаточно сложно.
— Студенты XXI столетия другие? Чем они отличаются от предыдущих поколений?
— Думаю, они сильнее.
— На Ваш взгляд, что самое важное в системе высшего образования? Нужно ли менять подготовку инженерных кадров, модернизировать систему образования?
— Считаю, что не должно быть платного обучения в вузах, а только бюджетное, на основе конкурсных экзаменов. Самое важное в системе высшего образования – квалификация преподавателей, их достойная зарплата и требовательность. Что касается учебных планов – по одному и тому же учебному плану могут давать резко различные по наполнению курсы, это зависит от преподавателя. Поэтому нужно повышать требования к преподавателям, что возможно при увеличении уровня оплаты труда. Считаю, что подготовка в технических вузах бакалавров не оправдана, необходима подготовка инженеров с пятилетним образованием специалиста, для этого необходима хорошая лабораторная база и связи с предприятиями для прохождения производственных практик.
— А какие инновации необходимы в нефтегазовой отрасли?
— Необходимо повышение эффективности процессов, где это возможно. Там, где есть научное обоснование, необходимо совершенствование производства. В наибольшей степени нуждаются в совершенствовании пиролиз, гидроочистка. С процессом коксования может быть объединена переработка органического мусора.
— Ромен Зеликович, Ваше имя стало легендой в научном и деловом сообществе не только России, но и всего мира, расскажите о своих учениках, аспирантах, продолжателях Вашего дела?
— Мои аспиранты развивали мои научные идеи, внедряли их на практике, среди них есть прекрасные преподаватели, в том числе, оставшиеся работать на кафедре, руководители предприятий, как главные инженеры, так и директора, есть те, которые уехали и работают за рубежом, в частности на высокой инженерной должности в нефтегазовой компании в Канаде. Некоторые в период перестройки по понятным причинам, связанным с изменениями в жизни страны, уходили в другие сферы, в частности, есть кандидат наук, ставшая банковским деятелем — замдиректора банка. Многие аспиранты, в результате работы со мной, получали настолько значимые результаты, что быстро росли в карьере, после чего кандидатские диссертации становились для них не интересны, и они заканчивали аспирантуру, не пытаясь написать диссертацию. Но я считаю, что есть люди, которые продолжают мое дело, и тем самым я сумел оставить в науке нефтепереработки свой долгоиграющий след.
— Вам удалось достичь результатов в научной деятельности, о которых мечтали?
— Последнее время я работал над совершенствованием теории процесса ректификации и надеюсь, что полученные результаты будут постепенно внедряться.
— Назовите три слова, которые характеризуют Вас, как ученого, преподавателя и человека?
— Ученый – увлеченность. Преподаватель – ответственность. Человек – порядочность.
Комментарии